Из книги:
Смелянский А. "Уходящая натура"

...В Чехословакии нас настигла весть о смерти Андрея Алексеевича Попова. Это был первый удар в цепи ударов, которые будет суждено испытать театру в ближайшие годы. Попов был не просто хорошим или замечательным актером, он был из тех, кто цементировал театр. Он обладал непререкаемым нравственным авторитетом, хотя никогда не витийствовал, на собраниях не выступал и никого не учил. Он был старомоден, уютен, абсолютно добропорядочен.При огромном росте и всех советских регалиях у него всегда была какая-то виноватая улыбка, вроде как ему за всех за нас и за себя было неловко или даже стыдно. От одного его взгляда ежились наши горлопаны и публицисты. Извиняющееся покашливание А.Попова - некий предупреждающий звук, исполненный деликатности, боязни причинить вред неосторожным своим появлением, просьбой или самим своим пребыванием на земле. Он обладал при этом своеобразным юмором. Мог, например, при помощи "свистофона" звуками, извлекаемыми от плотного сжатия и разжатия ладоней, исполнить "Интернационал" или Гимн Советского Союза. Кажется, он научился этому занятию еще в команде Театра Красной Армии, где начинал молодым актером. Ефремов был в восторге от этого его умения. К старости Андрей Алексеевич сам стал воплощением чеховского человека. Сыграл Лебедева в "Иванове", Сорина в "Чайке" - и это были едва ли не высшие минуты того актерства, которое О.Н. хотел бы видеть как норму в Художественном театре. Объем того, что выражено, и того, что осталось и просвечивает на глубине, -вот чем поражал Попов. Будучи уже актером МХАТ, он года два-три совмещал эту работу с руководством Театром имени Станиславского. Он по своей природе не мог быть главным, пошел руководить по высшим мотивам, чтоб поддержать своих учеников - Анатолия Васильева, Бориса Морозова и Иосифа Райхельгауза. Там началась театральная революция 70-х годов, которая очень быстро была разгромлена. Бороться за театр, за своих учеников Андрей Алексеевич не стал. Он просто ушел в сторону, как и положено чеховскому человеку. В Художественном театре ни от чего не отказывался. Только один раз написал Ефремову письмо с просьбой не занимать его в спектакле. Он не хотел играть проходной эпизод в "Так победим!" - то ли доктора, то ли еще кого-то, точно не помню. Но ему было неловко отказываться даже от этой ничтожной роли. Он серьезно мотивировал отказ тем, что сил у него мало, а Анатолий Васильев репетирует с ним "Короля Лира". Он действительно очень серьезно к этим репетициям относился, мы заключили договор и купили у O.Сороки новый перевод шекспировской пьесы. Могла бы возникнуть важная работа не только для Андрея Алексеевича и Васильева, но и для всего театра. Незадолго перед смертью он успел сыграть отца Кафки в спектакле "Отец", поставленном Марком Розовским. Сыграл несколько раз - спектакль тихо удушили.
Весть о смерти Попова пришла вечером, театр был в Брно, играли "Чайку", ту самую, где Попов несколько лет был Сориным. Он трактовал чеховского старика поперек канона: любил Нину Заречную, расцветал при ее появлении. В тот вечер, когда не стало Андрея Алексеевича, О.Н. сидел в темноте за кулисами, обхватил голову руками и почти выл: "Кем я его заменю". Это рассказ Смоктуновского, который могу подтвердить. Вся труппа, казалось, содрогнулась от этой вести. Заменить Попова было невозможно.